ГЕНДЕРДОК-М: «Мы выбираем не слишком радикальные, но работающие стратегии»

– Расскажи, как ты пришла к активизму и правозащитной деятельности. И как начала свое сотрудничество с «ГЕНДЕРДОК-М» и ILGA.

– Все началось с того, что я обратилась в «ГЕНДЕРДОК-М» как жертва дискриминации. Я столкнулась с дискриминацией и пришла за юридической поддержкой. Ну и вообще, не знала, что делать. Там я получила юридическую и психологическую поддержку. И уже разобравшись со своей ситуацией, решила, что хочу что-то здесь делать, и стала волонтеркой. Это было в 2004 году. В качестве волонтерки я была вовлечена, прежде всего, в программу женского активизма. Затем начала верстать журнал «Тема» для лесбиянок и бисексуальных женщин и какой-то период была его редакторкой. Примерно в 2007-м я стала координаторкой программы женского активизма. А уже с 2010-го являюсь исполнительной директоркой организации. 

То есть я прошла довольно интересный путь. Я знаю, что такое быть бенефициаркой организации, волонтеркой, знаю, что такое быть в штате, координировать программу, и вот теперь уже – что значит руководить этим всем. 

В ILGA я являюсь представительницей от европейского региона в мировом борде, по факту это волонтерская работа. В мировую ILGA регионы выбирают двух своих представителей. Ежегодно на конференции ILGA Europe проходят выборы в борд европейской организации, а раз в два года – в борд мировой организации. Сейчас идет мой третий мандат членства в мировом борде, куда я была выбрана осенью прошлого года.

– Насколько важно человеку котор_ая работает в активизме, в таких крупных организациях, самой быть представитель_ницей дискриминируемой группы и иметь опыт жертвы дискриминации, как в твоем случае?

– Я бы не ограничивала штат только ЛГБТ людьми. В нашей организации есть люди, которые не идентифицируют себя как ЛГБТ – у нас нет с этим никаких проблем. Но, конечно, большая часть нашего штата – это ЛГБТ люди, у которых есть определенная личная мотивация. Ты работаешь и меняешь что-то не только для кого-то, но и для себя тоже. Для меня это вполне объяснимо, но я как директорка организации никогда бы не ставила критерием выбора на работу сексуальную ориентацию человека. Разумеется, что при прочих равных условиях я бы всегда отдала предпочтение ЛГБТ человеку. Ведь у ЛГБТ людей нет такой роскоши, как достаточное количество рабочих мест, где они могут быть открытыми. Но если в интересах организации с точки зрения профессионального бэкграунда и опыта работы цисгендерный гетеросексуальный человек будет значительно лучше для достижения целей и задач организации, я выберу его.

– А вас обходят стороной дискуссии и конфликты о политиках идентичности: кто от лица кого может говорить?

– Мы как неправительственная правозащитная организация не можем представлять интересы всех ЛГБТ людей. Я могу говорить как ЛГБТ представительница сама, могу говорить как исполнительная директорка организации. Так же и мои коллеги и коллежанки. Мы можем говорить от имени членов нашей организации, от имени наших бенефициаров, но не от имени всего ЛГБТ сообщества Молдовы. У нас нет монополии на мнение в отношении ЛГБТ вопросов. Кроме того, позиции, которые предполагают публичные выступления и высказывания, у нас не занимают цисгендерные гетеросексуальные люди. То есть, публичными лицами организации являются ЛГБТ люди. Гетеросексуальные люди в нашей организации предоставляют специфические профессиональные услуги. Они не являются активистами, спикерами или мессенджерами организации, теми, кто несет какой-то посыл. Они являются теми профессионалами, чей интеллектуальный и профессиональный бэкграунд мы используем для достижения наших целей и задач. Но, разумеется, они разделяют принципы, ценности и миссию организации.

– То есть к «ГЕНДЕРДОК-М» не предъявляются претензии о том, что вы говорите от лица всех?

– У нас возникают такие ситуации, хотя не совсем в таком формате. Допустим, мы делаем Молдова Прайд и Молдова Марш. Мы делаем определенный анализ, у нас есть коммуникационная и адвокационная стратегия, у нас в принципе всегда есть долгосрочная стратегия, по которой мы выбираем те или иные концепты. И, разумеется, они могут подвергаться критике, потому что мы единственная организация в Молдове. И мы выбираем что-то, что может не нравиться другим группам, которые представляют ЛГБТ сообщество. Надо понимать, что методов очень много и они могут идти параллельно. Я, со своей точки зрения, ни в коем случае не осуждаю ни один из методов. Если вы не согласны с нашими путями и методами, это не значит, что они неправильные, это не значит, что вы не можете выбрать какой-то свой другой параллельный метод. У нас ведь нет монополии на организацию ЛГБТ маршей в Молдове. По идее, люди, которые не согласны с концептом нашего марша, могут не принимать в нем участие и сделать свой. Они могут принять в нем участие и сделать свой.

Всем мил не будешь никогда. Но одним единственным методом добиться цели невозможно. Если наша организация хороша в каких-то либеральных подходах и если мы хорошо делаем лоббирование и адвокацию, то мы будем делать это. И мы не можем, занимаясь этим, одновременно делать топлес акции на центральной площади. Но это не значит, что я считаю топлес акции на центральной площади чем-то плохим. Я считаю, что это очень крутой метод и, в целом, арт-активизм или какие-то радикальные акции – это очень круто. Я бы с удовольствием приняла в них участие, но понимаю, что это может отразиться на тех других методах, которые мы выбираем. Иногда приходится выбирать. При этом, мы готовы поддержать тех, кто выбрали бы что-то другое, что будет восприниматься совершенно иначе. Мне кажется, что в Молдове этого очень не хватает – нужно и то, и другое.

– Правильно ли я понимаю, что у вас довольно успешно получается проводить адвокацию и добиваться лояльности политиков и официальных институций? 

– Очень сложно дать определенную оценку тому, насколько это успешно. Потому что в Молдове постоянно нет политической стабильности, и какие-то успехи очень быстро теряются в общем политическом беспорядке. Да, определенного прогресса мы достигли. Но с другой стороны, нельзя сказать, что ситуация как-то кардинально изменилась. Мы часто либо боремся с ветряными мельницами, либо мы делаем шаг вперед, а потом происходит какой-то откат по причинам, которые зависят не от нас, а от общей политической ситуации в стране, которая, как я уже сказала, никогда не стабильна.

В Молдове принят закон об обеспечении равенства. Это так называемое антидискриминационное законодательство, в которое входит сексуальная ориентация как критерий для защиты. Этот закон очень несовершенный. Сексуальную ориентацию в нем включили только в одну главу, которая касается дискриминации на рабочем месте и при устройстве на работу, несмотря на то, что мы очень много усилий вложили и в разработку драфта этого закона, и в то, чтобы он был принят и полноценно защищал все дискриминируемые группы от дискриминации. Как только закон вступил в силу в 2013 году, мы сразу же подали в суд по одному кейсу. Этот кейс был не связан с рабочим местом, но мы его выиграли и тем самым смогли доказать, что мы способны использовать этот закон для ЛГБТ людей и в других сферах жизни, не только в рабочей.

– С чем был связан этот случай? 

– Женщина разводилась со своим мужем. Она не идентифицировала себя как-то прямо, но вступила в отношения с женщиной, хотела быть с этой женщиной и жить с ней. У них с мужем был совместный ребенок. Муж пытался отсудить ребенка, забрать у нее опеку над ребенком, используя против нее в том числе ее сексуальную ориентацию. И он также ее всячески харассил и виктимизировал. Творил какие-то невообразимые вещи: караулил у подъезда, угрожал, собрал ее вещи и сжег. Мы подали на него в суд и он был признан виновным в харассменте и виктимизации на почве сексуальной ориентации. Это был первый случай, который мы вообще выиграли, используя этот новый закон. В данный момент судопроизводство – это одна из наших постоянных деятельностей. Мы активно ведем дела еще с 2010 года, у нас только в Европейском суде по правам человека уже 14 кейсов. 

Кроме того, мы выиграли дело в Европейском суде по правам человека против Молдовы по свободе собраний. После этого мы все пытались организовать полноценную публичную акцию в виде марша. И вот в последние годы нам это хорошо удавалось, с одной стороны. С другой стороны, полиция нас эвакуировала с середины маршрута в целях нашей же безопасности, потому что там были агрессивные контр-манифестанты. В 2018 году впервые эвакуации не было, мы прошли весь маршрут по одной из центральных улиц города и дошли до конца – для нас это была серьезная победа.

Мы можем менять мнение людей и для этого используем информационные кампании, которые собирают хороший фидбэк. Наши стратегии, может быть, не слишком радикальные, но они хорошо работают. Например прошлогодняя информационная кампания называлась «Fără Frică de iubire», что переводится как «Без страха любви». Мы обратились к концепту любви как понятному всем. Конечно, этот месседж можно рассматривать с разных точек зрения. Мы получали много критики о том, что пытаемся нормализоваться и что пытаемся говорить про ЛГБТ с точки зрения только любви. Но были и другие комментарии, как раз от людей, на которых эта кампания была направлена. Они говорили о том, что смогли себя в этом месседже увидеть, найти. И наша идея была именно в этом – чтобы люди могли как-то иначе на все взглянуть и прийти на марш под нашим слоганом. Опять же, это не единственный метод. Это не значит, что не нужны какие-то встряски в обществе. Но мы используем такой. В этом году у нас тоже будет очень интересный концепт информационной кампании. Его идея будет очень интерсекциональная и все-включающая именно для того, чтобы люди действительно могли себя в этом найти и увидеть. 

Еще одно большое достижение нашей организации в том, что мы способны сотрудничать с полицией. Мы долгие годы организуем тренинги для полицейских, в том числе из регионов Молдовы, и делаем это официально. Довольно хороший метод, потому что люди приезжают туда либо очень замороженными, либо скептически настроенными, а уезжают оттуда нашими союзниками. Все дело в том, что во время этих тренингов мы никогда не говорим только об ЛГБТ, о сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Мы говорим о стереотипах и предрассудках в целом как корнях любой дискриминации в обществе. Поэтому первый день тренинга обычно посвящен более общим аспектам, а второй день – исключительно сексуальной ориентации и гендерной идентичности, о том, что это такое, потому что у людей базовой информации нет.

С Министерством здравоохранения мы тесно сотрудничаем, особенно в области предотвращения ВИЧ/СПИДа, потому что мсм – мужчины, которые занимаются сексом с мужчинами, – и геи являются ключевой группой и включаются в том числе в государственные программы по предотвращению ВИЧ/СПИДа.

С другой стороны, у нас есть гора проблем в сотрудничестве с государственными органами. Начнем с того, что у нас нет ни одной политической партии, которая поддерживала бы ЛГБТ людей или как-то открыто выражала бы простые месседжи вроде того, что ЛГБТ люди не должны подвергаться дискриминации, или что права человека – для всех. Конечно, такие общие фразы они еще могут себе позволить, но открытой поддержки ЛГБТ не было никогда – здесь очень гомофобное и трансфобное общество. И в любой политической борьбе используется очень много речей ненависти в отношении ЛГБТ.

С Министерством юстиции у нас были большие сложности. До сих пор остается нерешенным вопрос в области юридического признания гендера для трансгендерных людей. В Молдове нет четкого механизма того, как происходит юридическое признание гендера. Есть очень абстрактная строка, что человек может поменять гендерную отметку в паспорте после того, как пройдет процедуру смены пола, но что такое «смена пола» нигде не указано. Долгое время мы сотрудничали с загсом, который был ответственен за выдачу документов. Провели тренинг для юристов загса по гендерной идентичности. Но в любом случае, нам приходилось подавать на них в суд. Человек приходил к ним с диагнозом (диагноз у нас, к сожалению, обязателен) «ядерный транссексуализм» для того, чтобы начать процесс смены документов. Загс ему или ей отказывал, поскольку нет процедуры, мы подавали в суд, но дальше все принималось в течение одного судебного решения, потому что, по факту, загс был не против. То есть представитель загса сразу в суде говорил о том, что мы не против, но нам нужны основания. Основанием являлось судебное решение.

Потом у нас произошла реформа и несколько разных учреждений объединили в одно. Теперь есть новый госорган который отвечает за все документы, от регистрации НПО до выдачи документов актов гражданского состояния. Этот новый агент настроен очень трансфобно, у нас уже есть отказы, и нам надо будет заново проходить всю эту процедуру налаживания контактов, обсуждения, дачи информации, для того, чтобы мы могли вернуться хотя бы к тому, что было – чтобы трансгендерным людям менять документы.

– Какими инструментами вы пользуетесь, чтобы добиваться лояльности этих институтов?

– Один из инструментов – это сами тренинги, то как они построены. Мы к этому пришли не сразу. Мы всегда думали, что наша основная задача – как можно больше дать по ЛГБТ вопросу: окунуть в ЛГБТ терминологию, рассказывать, какие есть сексуальные ориентации и гендерные идентичности, о том, что это все не выходит за рамки нормы (чего они очень сильно боятся), что это не является психическим отклонением, заболеванием и т.д. Потом мы поняли, что люди настолько далеки от этого, что их вообще пугает наша терминология. Когда мы говорим «цисгендерная гетеросексуальная женщина» – они думают, что это к ним не относится. Так мы поняли, что нужно начинать такие тренинги с того, как формируется общественное мнение, как мнение одной личности зависит от того, что звучит в обществе. Какие глубинные стереотипы и предрассудки в отношении разных социальных групп в этом обществе есть. Как они начинают впитываться еще малыми детьми, и как это влияет на то, в каком обществе мы в итоге живем. Такой метод работы оказался гораздо более эффективным, потому что потом, когда мы начинаем говорить с ними о самых распространенных стереотипах и предрассудках об ЛГБТ людях, они смотрят на них уже иначе.

И у нас есть разные форматы тренингов: например, трехчасовой тренинг для студентов проходит прямо у нас в офисе. У студентов большой дефицит достоверной информации. Но они – это следующее поколение специалистов, и для нас очень важно, чтобы у них эта информация была. С профессиональными группами мы можем сделать тренинг на один день, но, как правило, самым эффективным является двухдневный формат, когда мы вывозим их за город, извлекаем из их привычной среды и формируем свою отдельную среду этого тренинга, в которую они могут окунуться с головой, быть здесь и сейчас – это очень важно. Конечно же, это вопрос ресурсов, денег, но мы включаем это в проекты, и оно себя оправдывает.

И поиск разных групп. На прошлой неделе мы провели выездной тренинг для психологов и психиатров из Приднестровья. А это вообще очень отдельный регион Молдовы, который живет своей жизнью, и непонятно, что у них там происходит. Завтра-послезавтра у нас тренинг для социальных работников и школьных психологов тоже из Приднестровья. Мы делаем тренинг для начальников тюрем, потому что там тоже есть ЛГБТ, прежде всего мсм-ы, которые сталкиваются с кучей проблем.

– А как в принципе удается убедить их в необходимости этих тренингов? 

– Тут разные есть методы. МВД так открыты к этому, потому что у них есть свои тренинговые программы, они должны отчитываться о том, какие обучающие мероприятия для персонала были проведены. Студентам мы даем сертификаты о том, что они прошли тренинг и сколько часов он длился. Для них это важно при написании дипломных или получении сертификации. Психологам, социальным работникам еще во время тренинга выдаем нашу брошюру по антибуллингу. Она содержит информацию не только по ЛГБТ, но и по буллингу в целом.

Очень много делается за счет личных контактов. Допустим, психологиня нашей организации работала раньше в пенитенциарной системе. Она нам помогла выйти на эту нишу.

Партнерство с другими НПО – это вообще залог успеха в работе с теми, кто не заинтересован работать с нами. Так благодаря Amnesty International Moldova мы вышли на учителей в регионах. Amnesty International работали с учителями – что-то вроде уроков по правам человека. А мы получили этот список контактов с согласия самих учителей и всем им предложили полуторачасовые сессии для школьников по антибуллингу. И мы, конечно, говорили не только об ЛГБТ во время этих сессий, но ЛГБТ были одной из групп, которые мы упоминали.

Если говорить об обществе в целом, и как мы можем повлиять на изменение ситуации, менталитета, то это большие информационные кампании. Они дорогостоящи, но содержат в себе много разных инструментов. В прошлом году сотрудничали с одним из музыкальных фестивалей – POT Music – он достаточно популярен среди молодежи. Наш вклад был, прежде всего, финансовый: мы привозили хэдлайнера из Великобритании. В течение всего фестиваля на экране крутился лого и слоган нашей кампании. Во время перерывов велся розыгрыш наших маек, вопросы в нем касались именно этой кампании. Мы значительно повысили видимость кампании среди молодежи, которая не очень граждански активна. Люди, по большому счету, пришли музыку послушать, потусоваться, пива попить и так далее. Но тем не менее, одним своим присутствием там они выражали свою поддержку. Они понимали, что это мероприятие в том числе включает и ЛГБТ людей, и ЛГБТ организацию, и эту кампанию.

В центр кампании мы поставили здоровый хэштег и предлагали людям делать фотографии и выкладывать их в соцсетях с хэштегом. Потом мы делали видео-интервью с разными публичными людьми, которые согласились принимать участие в этой кампании, они рассказывали свою историю любви. Конечно, был главный ролик кампании, который мы снимали с очень известным в Молдове режиссером. И один линк между его именем и нашей организацией уже мог повлиять на формирование или изменение мнения и отношения определенной группы людей. Ну и сам ролик был таким общечеловеческим. В итоге мы смогли добиться того, что в этом году у нас на марше было 350 человек. Это большая для нас цифра.

– Так много разнообразной деятельности. Можете рассказать, откуда вы берете ресурсы на все это?

– У нас вся информация открыта. Транспарентность – это вообще одна из наших главных ценностей. Мы ежегодно проходим аудиторскую проверку и публикуем аудиторское заключение на сайте организации, где видно все источники дохода. И все они на сегодняшний день являются проектной деятельностью. Мы существуем исключительно за счет грантов крупных организаций, в которые подаем проектные заявки и получаем финансирование. Сейчас есть очень важная для нас финансовая поддержка – это ко-суппорт от SIDA. Это долгосрочное финансирование, и его ценность в том, что мы можем сами определять, на какие нужды будем тратить эти деньги. Да, у нас довольно большой бюджет организации – 350 тысяч евро – наш годовой бюджет. Но мы единственная ЛГБТ организация в Молдове. Есть и другие правозащитные организации, которые могут включать ЛГБТ вопросы, но специфическая ЛГБТ организация – только наша.

Понятно, что этот бюджет очень большой, но, в то же время, он оправдан, потому что мы работаем во всех возможных направлениях. У нас есть и программа здоровья, которая работает по ВИЧ/СПИДу, в ней довольно большой штат и объем работы. И программа лоббирования и адвокации, в рамках которой как раз проводятся тренинги, информационные кампании и документирование случаев дискриминации. И программа развития ЛГБТ сообщества, в которой мы непосредственно с ЛГБТ людьми работаем, помогаем им принять себя, избавиться от внутренних гомофобии и трансфобии. У нас есть группа поддержки ЛГБТ людей, группа поддержки для пожилых геев, группа поддержки для транс-людей, для геев, живущих с ВИЧ. В общем много разнообразной деятельности. Но у нас и штат большой – двадцать человек. И существуем мы уже почти двадцать лет.