Шутить нельзя цензурировать: где поставите запятую? Препарируем шутку сквозь фем-оптику.

Сегодня из некоторых стран хочется, а иногда и необходимо, уехать. Легализоваться  же в других государствах довольно сложно. И тут старая “шутка” заиграла новыми красками. Теперь это звучит как «жена-айтишница — не роскошь, а средство передвижения». Связано это с тем, что причастным к IT-сфере в любой стране проще получить так называемый blue-card и легализовать всю семью. Подобная шутка существует и зеркально. Самая распространенная коннотация: мужчина — банкомат или кошелек на ножках. Другими словами, ресурс для женщины.

Где та грань, за которой происходит нормализация ненормальных вещей, а юмор превращается в поддержку стереотипов и еще сильнее угнетает и без того уязвимую группу? И не ведет ли нас цензура к стерильному скучному миру?

“Для меня, как гея, это возможность не сидеть в тюрьме в Беларуси”

“Я так шучу с 2020 года. Это аллюзия на грустную шутку времён СССР: "Жена-иностранка - не роскошь, а средство передвижения". Это показывает, что мы сейчас находимся в том же положении, и для меня, как гея, это возможность не сидеть в тюрьме в Беларуси и не подвергаться пыткам за свою ориентацию.

Эту шутку я впервые услышал в одном из выпусков "Намедни" Леонида Парфёнова (насколько помню). Там показывали фрагмент из фильма "Семь стариков и одна девушка". Один из героев женится на француженке. Шутка звучала именно как "жена-иностранка". Если бы я знал, что есть вариант "жена-еврейка", то я бы никогда не использовал эту шутку”. (Комментарий получен на условиях анонимности).

“Иметь возможность смеяться над разными шутками — вот это уже то, за что я бы поборолась”

Мариам, фото Виолетты Савчиц (https://www.instagram.com/flejtmotiv/)

“Для меня такие шутки не про женщин и мужчин, а про несправедливые миграционные политики, — говорит Мариам, комикесса, соавторка Квирадио. — Грустно, что мы пребываем в ситуации, когда право передвижения регулируется расистским профайлингом и в зависимости от того, какая вколота вакцина от ковида, какой паспорт и есть ли вообще паспорт, и с пристальным контролем соответствия гендерного маркера по документам. Я считаю, что все репрессивные политики государств, ограничивающие наши передвижения, заслуживают могучего и бесстрашного высмеивания и осуждения.

Моя еврейская прабабушка вступила в фиктивный брак, чтобы иметь право на обучение. Это было больше ста лет тому, а многие знакомые и сейчас вступают в брак, в том числе, для получения виз, гражданства, права на выезд.

Для меня в таких ситуациях имеет значение, кто шутит, для какой аудитории, и о чём говорит до и после, то есть важен контекст. Круто иметь пространство посмеяться над тем, что не можешь изменить, что влияет на твою жизнь. Но, конечно, если сквозная тема у человека — всё-таки сравнение женщины с вещью, то этот юмор не для меня. 

Если бы я хотела пошутить про жену как средство передвижения, то я бы спросила женщину, которая в этой шутке упоминается. Хотя этот способ не универсальный. Но и запрещать какие-то шутки не хочу. Иметь возможность смеяться над разными шутками — вот это уже то, за что я бы поборолась. Читала недавно субъективные мысли про юмор для «своих» — от стендаперки Маши Пархимчик. Рекомендую!”

“Возможно, для сексистской патриархальной аудитории такая шутка — разрыв мозга”

“Мне кажется, шутка про жену-айтишницу как средство передвижения находится где-то в серой, «слепой» зоне, — поделилась комикесса, пожелавшая остаться анонимной. — Я не назову её дискриминационной, потому что мы так же можем пошутить про мужчину-айтишника, который нужен своей жене как ресурс. Это простое воспроизведение каких-то стереотипных ролей и поддержание сексистского патриархального мира. Мне такая шутка не нравится, она вне моей этики, но, по-моему, она не дискриминационная. Я бы сказала, что зеркальная шутка, в которой мужчина обозначен как ресурс, как «билет за границу», а женщина с ним едет как «прицеп», как несамостоятельная единица, которая сама не может выехать, более неприятная для женщин. А когда жена — айтишница, это значит, что у женщины достаточно силы, чтобы выехать и самой, и вывезти своего мужа. Возможно, для сексистской патриархальной аудитории такая шутка — разрыв мозга, типа, ого, женщины вывозят мужей, и такое бывает? Резюмирую: восприятие зависит от того, какая аудитория, и как мы относимся к шуткам.”

“У кого ресурс — это деньги, а у кого — собственное тело”

Милана, фото из личного архива

“Мне кажется, обе эти шутки на самом деле унижают именно женщин, — рассуждает Милана Левицкая, феминистка, ЛГБТ-активистка. — Потому что шутки про то, что для женщины любой айтишник становится желанным мужем, сексуально привлекательным и т.д., показывают систему, в которой женщина одна настолько экономически зависима и социально не защищена, что её стратегия выживания — это "продажа" сексуальных услуг и бытового обслуживания в браке. Причем это же не утрирование: мы реально живем в мире, где женщины вынуждены продавать свое тело и даже репродуктивный труд "за содержание" мужьями — и брак очень часто именно так и преподносится. И можно долго рассказывать про то, что "выбор есть" и "не все такие", а потом посмотреть на реальность маленьких городов, где разница в зарплатах у жены и мужа может составлять больше 40%. И патриархальная культура вполне поощряет эту диспозицию, она считается "честной" и "выгодной" для женщин, которые якобы должны быть счастливы "содержанию" практически как домашние животные. При этом исследования, которые подсчитывают стоимость репродуктивного и обслуживающего труда женщин в семьях, неоднократно уже показывали, что если бы это были рыночные отношения, то среднестатистическому “белому воротничку” приходилось бы львиную долю заработка отдавать за всё то, что он получает бесплатно в семье, пока строит карьеру.

Ведь фраза про "мужчина — не банкомат" имеет продолжение: "а женщина — не посудомойка". Она на самом деле показывает систему эксплуатации. На первый взгляд "равно невыгодной", но если глубже посмотреть, то увидим диспозицию власти: у кого ресурс — это деньги, а у кого — собственное тело. Для меня фразы и про мужчину-банкомат, и про жену-средство передвижения – звучат одинаково: женщина и её тело — это ресурсы, которые продаются или используются мужчиной, с разницей только в том, что в одном случае это представляется как покупка, а в другом — как бесплатное использование семейного "имущества".

“Я, как исследовательница, не могу оценивать шутки как “хорошие” или “плохие”

Ярослава, фото из личного архива

“Поле моего научного интереса — стендап как жанр, в том числе и как один из жанров oral history. Поэтому я не взялась бы комментировать шутку вне контекста сценического жанра. Я как исследовательница не могу оценивать шутки как “хорошие” или “плохие”, этически приемлемые или нет, — объясняет Ярослава Ананко, славистка, литературоведка, научная сотрудница Университета им. Гумбольдтов (Берлин), — меня интересует их функциональность в комедийном формате, риторическая форма, свидетельское показание (особенно после начала войны в Украине). Стендап начал расцветать к 50-м годам прошлого века в США во многом как протест против морализма, консерватизма и ханжества американского общества тех лет. Это устное искусство – очень рискующее, провоцирующее и программно нарушающее табу: привлекая внимание к замалчиваемым, табуированным темам, стендап контрабандно выступает против их стигматизации. Здесь речь идёт и о гомофобии, и о сексизме, и о расизме. Другое дело, что в постсоветских обществах сексизм и патриархат системно одобряемы: в объективации женщины тут нет никакой провокации или нарушения табу, это скорее из области бытовой фразеологии, которая банализирует и легитимирует дискриминацию”.

От редакции:

Предлагаем поразмышлять об этичности юмора. О том, какова разница между женой-иностранкой и женой-еврейкой в контексте данной шутки. О протесте против ханжества и стигматизации уязвимых групп. О цензуре и самоцензуре. О диспозиции власти и патриархате. И о том, где вы сами поставите запятую в предложении: шутить нельзя цензурировать.